Человек для шабата?

Прочитал недавно "Подстрочник" - книга-пересказ одноименного фильма Дормана, представляющая собой мемуары Лилианны Лунгиной. Той самой, чьим языком говорят на русском Карлсон, Пеппи и многие другие. Книга замечательная, я бы назвал ее энциклопедией советской жизни 30-х-70-х годов глазами московского интеллигента. Но еще до переезда в СССР автор успела пожить в нескольких странах. В том числе судьба занесла ее и в Палестину, где жила ее бабушка.
И вот тут один момент мне показался удивительным. Действие происходит в 1930 году. Жизнь в Палестине маме Лили не понравилась, и она решила уехать.
"Почему-то получилось так, что наш отъезд был назначен на субботу. А это очень серьезная вещь в Палестине, потому что в субботу ничего нельзя делать, в том числе нельзя ехать на извозчике. Бабушка была неверующая, и не религиозные соображения ее удерживали: она боялась мнения соседей. Она безумно волновалась и говорила: вот, мы расстанемся, увидимся ли когда-нибудь, я должна вас проводить. А с другой стороны — не смела бросить вызов этому маленькому обществу и сесть в коляску."
Бабушка так и не поехала их провожать! Подумайте только: 1930-й год. Население Тель-Авива состоит сплошь из светских ашкеназских евреев 2-й алии, людей, как я всегда считал, далеких от религии. И такая строгость в соблюдении шабата! Как раз то, что человек боится мнения соседей, не удивительно: маленький тесный мирок, где все друг друга знают, и деваться от осуждения будет некуда. Но вот почему это мнение будет осуждающим - это для меня загадка. Особенно по сравнению с нынешними тель-авивскими жителями.